Постное письмо № 39. Великая Среда. Слезы мироносицы
Когда я впервые оказался в Троице-Сергиевой лавре, я понял, чего хочу от жизни. Мне было шестнадцать, и я, наконец, увидел живого канонарха. Это просто царь! Король богослужения! В длинной монашеской мантии величественно и свободно он идет вдоль иконостаса от клироса к клиросу, возглашая гласы и стихиры. Завораживающая красота!
– Глас первый. Господи, воззвах Тебе, услыши мя.
И хор послушно отвечает «королю». Потом поются стихиры. Но не так, как на приходе, а по строчке: канонарх пропевает строку, хор вторит, и так все стихиры. Без спешки. Со вкусом. С достоинством.
Услышать канонарха и умереть! Почему такое никому не приходило в голову?
Лавра славилась своими канонархами. Голосистые. Стройные. Выдержанные. По-своему стильные. Но это – люди. У них тоже есть свои истории и даже свой фольклор.
В первый день поста все строгие и молчаливые. А на клиросе веселая возня: кому канонаршить стихиры вечерни. Никто не хочет. Канонархи разбегаются или манкируют. Наконец, выталкивают Макария. Шагает величественно по солее. Не просто кланяется – «творит метание». И на всю церковь возглашает «стыдные» строки:
– Всякий грех содеях.
Хор повторяет строчку «на глас вторый».
– Всех превзыдох блудом.
Хор продолжает, едва сдерживая смех: Макарий опять во всем «признался».
Однако есть стихира, которую канонархи ждут целый год. Возглашать ее – честь настолько высокая, что отдается эта привилегия самым заслуженным и уважаемым певцам. Это знаменитая стихира Страстной Среды, написанная инокиней Кассией, которая жила в IX веке близ Константинополя.
Содержание стихиры – исповедь мироносицы-блудницы, которая в среду, в самый канун событий в Гефсиманском саду, вошла в дом Симона прокаженного и, разбив сосуд с драгоценным миром, выкупала в нем ноги Спасителя и отерла их своими волосами. Молча. Со слезами. Не произнесла ни слова.
Почему это частное событие покаяния мы признаём значительным?
Потому что значительным его сделал Сам Христос, вложив в исповедальное помазание миром пророческое значение: «Возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению» (Мф. 26:12).
Страстная седмица пронизана изобильным символизмом. Бесплодная смоковница – дерево, превратившееся в притчу, внезапно переосмысленные биографии Иосифа прекрасного и многострадального Иова, тридцать сребреников Иуды, которые были получены в этот день – и не деньги вовсе, и заплачены более тысячи лет назад. Море образов!
За столом сидят ни о чем не подозревающие люди. Они строят планы. Апостолы думают, куда их Учитель пойдет на следующей неделе. Симон думает о своем. И блудница, избранная Господом первой мироносицей, превратившаяся в пророчицу, не осознающую, что совершает настоящее прорицание в действии, в ожившей притче.
Меня всегда завораживало ее молчание. Почему она молчит? Не говорит ни слова. Но между ними что-то происходит – между невольной мироносицей и Спасителем.
Инокиня Кассия угадала эти интонации. Поэтому ее стихира – гениальное произведение не только церковной поэзии, но и богословия.
Есть люди, которые учат эту стихиру наизусть и потом поют или читают как покаянную молитву или как глубокое духовное упражнение. Не обязательно учить. Просто спойте на восьмой глас, как стихиру «Владычице, приими молитвы раб Твоих»:
Господи, яже во многия грехи впадшая жена,
Твое ощутившая божество,
мироносицы вземше чин,
рыдающи, миро Тебе прежде погребения приносит.
Увы мне глаголющи!
Яко нощь мне есть разжжение блуда невоздержанна,
Мрачное же и безлунное рачение греха.
Приими моя источники слез,
Иже облаками производяй моря воду.
Приклонися к моим воздыханием сердечным,
Приклонивый небеса неизреченным Твоим истощанием!
Да облобыжу пречистеи Твои нозе
И отру сия паки главы моея власы,
Ихже в раи Ева по полудни
Шумом уши огласивши, страхом скрыся.
Грехов моих множества,
И судеб Твоих бездны кто изследит?
Душеспасче Спасе мой!
Да мя Твою рабу не презриши,
Иже безмерную имеяй милость.
Это длинная стихира, длина которой не утомляет, так пропитаны смыслом и подлинной молитвой каждая строчка.
«Твое ощутившая божество». Это о женщине, которая была реальной грешницей. То, что о ней говорили, не было клеветой. Одна из стихир называет ее женой «злосмрадной и оскверненной». Этой женщиной гнушались. И она хорошо знала, что заслужила еще большее порицание. Но не мудрые и начитанные фарисеи открыли, что перед ними Бог, а вот эта падшая и скверная жена, она безошибочно узнала, Кто перед ней. И она не пустилась в разговоры, в просьбы или хвалу. Она сделала то, что подсказало ей сделать сердце, «мироносицы вземше чин». И Господь именно ее, падшую и гнусную, избрал в свои первые мироносицы, именно ей доверил Свое пречистое тело к погребению.
Строчка, которой можно заменить целые тома по христианской этике: «Яко нощь мне есть разжжение блуда невоздержанна, мрачное же и безлунное рачение греха».
Кипение греха, водоворот страсти – настолько мрачное состояние, что в нем гаснет даже свет луны – безлунное усердие страсти.
Инокиня Кассия в молодости, как девушка из благородной семьи и хорошего образования, была в числе кандидаток в невесты императору Феофилу. Тщеславный император знакомился с невестами, демонстрируя свою ученость. Подойдя к Кассии, он сказал:
– Не женщина ли стала причиной падения?
Кассия не смутилась и «вернула» вопрос:
– Не от женщины ли пришло в этот мир спасение?
Такая умная жена Феофилу была не нужна. Кассия и не старалась. Ей по сердцу была монашеская жизнь, и, отдав долг постылого сватовства, она спокойно поселилась в монастыре, где сочиняла не только изысканные богословские тексты, но и музыку.
Однако легенда так просто не отпускает. Говорят, что Феофил справлялся о судьбе умной инокини и однажды даже зашел к ней в келлию. Кассия как раз что-то сочиняла, но услышав стук в дверь, убежала в сад. Феофил вошел и стал читать недописанный свиток. Это была стихира мироносицы-блудницы, оборвавшаяся на фразе о Еве: «шумом уши огласивше». Император обмакнул перо в чернила и приписал: «страхом скрыся».
Красивая история. Было ли так на самом деле, неважно. Главное, перед нами гениальный богословский текст, который является памятником и эталоном созерцания Страстной седмицы.
Время сгущается. Иуда уже пошел к первосвященникам. Сребреники уже отогрелись в его ладонях. Тайные ученики готовят горницу для последней вечери. Апостолы в беспечности слушают неожиданно суровые речи Учителя. Братья Зеведеи все еще планируют занять места поближе к будущему Царю. Занят своими мыслями Понтий Пилат, не подозревающий, что его, мелкого и незначительного интригана, зачем-то запомнит история. Только что приехал в город Ирод и пытается отдышаться после долгого пути. Симон Киринейский, отец Александра и Руфа, может быть, уже пошел на поле или только собирается. В мрачной темнице неистово сверкают белки глаз загнанного в угол Вараввы. Петр в необъяснимой тревоге проверяет меч у себя на поясе. И совсем безмолвно стоит на мраморном столике умывальная чаша Пилата. И никто не глядит в сторону неказистого ствола мертвого дерева, который лежит в пыли во дворе легионеров. Много лиц, речей, намерений. И все глохнет в неодолимом молчании тревожных дней.
