Постное письмо № 35. Отрада – постникам, амнистия – говельщикам!
Лазарева суббота – один из самых утешительных дней поста. Может быть, самый утешительный. Потому что самый последний. Этим днем, действительно, заканчивается Великий пост.
Возвеселитесь упостившиеся, возликуйте уговевшиеся!
Отрада – постникам! Амнистия – говельщикам!
Пасха грядет! Пасха у дверей!
И это воистину так. Во-первых, закончились положенные сорок дней пощения, и в канун субботнего дня в храмах поют стихиру византийского императора Льва Мудрого на восьмой глас – напев, который к концу поста все уже выучили:
Душеполезную совершивше Четыредесятницу,
и Святую седмицу Страсти Твоея,
просим видети, Человеколюбче,
еже прославити в ней величия Твоя,
неизреченное нас ради смотрение Твое,
единомудренно воспевающе:
Господи, слава Тебе.
Даже мудрому императору хорошо от мысли, что пост позади, Четыредесятница завершена, а впереди сияет огнями Пасха Крестная и Пасха Воскресения. Об этом он и просит: чтобы Господь дал силы «увидеть Святую седмицу Страсти».
Но прежде седмицы Страстей укрепил Господь каждого историей Лазаря четверодневного. Невероятнейшее событие! Воскрешали пророки, подымали из мертвых и до Христа. Но обратить вспять тление – кому это под силу?
Вечером в пятницу, накануне Лазаревой субботы, в храмах читают изумительный канон на повечерии святого Андрея Критского. Постом мы не раз слышали его стихиры и каноны, а об этом знают лишь знатоки и ценители. Большой канон. Полновесный. Это поэзия восторга перед чудом воскрешения Лазаря:
Кто виде, кто слыша, яко воста человек мертвый смердящий?
Илия убо воздвиже и Елисей!
Но не от гроба!
Но ниже четверодневна!
За шесть дней до Пасхи Христос приходит к пещере, где был похоронен Лазарь. Его останавливают: Господи! Он уже четвертые сутки во гробе! Уже смердит! Как можно открыть этот гроб? Но покоряются, и слышат слово со властью: «Лазаре, гряди вон!»
Мои ученики очень любят этот праздник. У нас была традиция приходить в этот день в церковь, чтобы послушать «Лазаря». Мой хор всегда пел на Лазареву субботу произведение композитора Шорина «Прежде шести дней бытия Пасхи» – красивейший концерт по запричастном стихе. Там есть дуэт сестер Лазаревых – Марфы и Марии, а в конце – соло баритона, который пропевает слова Христа, завершающиеся троекратным «Лазаре! Гряди вон!». Из-за хронического отсутствия злодея-солиста эту часть приходилось петь мне, псевдо-баритону. Получалось не очень убедительно, но дети всю службу ждали и нетерпеливо заглядывали на клирос: ну, когда уже? И как они потом радовались, когда слышали это ликующее «Лазаре! – Лазаре! – Лазаре! Гряди вон!». Отчего всегда так хорошо, как пропоешь этот концерт? Не знаю до сих пор. Видимо, в самой службе есть нечто такое утешительное и переполненное жизнью, что хватает этой радости и ликования потом надолго.
Облачение в этот день – белое. По настроению праздника. Еще и потому, что в этот день в древней Церкви крестили оглашенных. Если прислушаетесь, на литургии будут петь «Елицы во Христа крестистеся» вместо «Святый Боже». Это и есть след древних крещальных литургий.
Вечерняя служба уникальна. После чтения кафизмы вдруг неожиданно открываются Царские врата, и священник в торжественном облачении совершает каждение всего храма под пение воскресных припевов «Ангельский собор удивися». А ведь это – пасхальное песнопение! И это еще не все отголоски Пасхи! После каждения весь храм вдруг запевает «Воскресение Христово видевше». Разве не Пасха? Разве не переполняют чувства, не накрывает волной от предвкушения невечерней радости?
В XIV веке византийский историк Никифор Ксанфопул написал целый свод наставлений для Триоди. Называются эти тексты «Синаксари», то есть собрания, сборники. Ксанфопул собрал сведения из разных источников и поместил их в Триодь. Эти синаксари есть и в наших Триодях, хотя читать их не самое простое занятие. Но синаксарь в субботу Лазареву я люблю за некоторые подробности о жизни друга Христова, который, согласитесь, был самым необычным из учеников Спасителя.
Из Евангелия от Иоанна мы знаем, что у Лазаря были сестры Марфа и Мария, и жили они все вместе в Вифании, недалеко от Иерусалима.. Но что же было потом, после воскресения? Ксанфопул все расскажет. Из-за зависти иудеев, собравшихся Лазаря убить, друг Христов вынужден был бежать на Кипр. Там он стал епископом и прожил еще тридцать лет, пока уже совсем не умер.
Лазарь – самый лучший, самый интересный. В юности я все переживал: что же он не рассказал, что увидел там, за гробом? Какой ад? Какие райские обители? Что происходит в момент смерти? Не больно ли это?
А Лазарь молчит. Никаких даже «подметных тетрадей» не оставил.
Но синаксарь проговаривает одну крайне неожиданную тайну Лазаря: «Глаголется же, по ожитии ничесоже ясти кроме услаждающаго». То есть Лазарь после воскресения вкушал только сладкое, и ничего кроме сладкого.
Апостол-сладкоежка!
Епископ-сластена!
Таким он нам ближе всех!
Мне кажется, это очень важная деталь истории Лазаря. Сладкое – символ живого. Дети любят сладкое. Дети слишком живы. Наши сладкие каши, которые мы делаем в поминальные дни, это не просто архаика или туманная мифология. Это исповедание веры в то, что люди, на самом деле, не умирают. Где сладкое – там живое. Потому что жить – это хорошо! И Лазарь после своего первого воскресения просто радовался жизни. И если бы я был иконописцем, обязательно изображал бы этого чудесного епископа града Китийского с шоколадкой в руке, или в архиерейской мантии в крошках от пряников, или с огромным леденцом в руках. А на лице – огромная радость о том, что жив. А там, где он уже бывал, о чем память не хочет хранить воспоминаний, отравившись туманом и дремотой небытия, теперь уже все по-другому. И ждет его там – самый большой и лучший друг, Даритель Жизни и Сам – Жизнь.
Молитвами друга Твоего Лазаря, Христе Боже, помилуй нас!
