Постное письмо № 34. Музыка Благовещения
Как рождается песня? Кем надо быть, чтобы суметь сложить слова с музыкой, «сосватать» стихи мелодии? Кто эти умелые «акушеры», способные расслышать музыку слов, знающие, как помочь музыке «выбраться» из недр слова, разродиться слову мелодией? Или, может, это музыка подыскивает себе слова, бродит за художником неотступно, требуя подобрать ей словесные одежды, чтобы впору и по возрасту?
Первая молитва, поразившая мое воображение, была «Честнейшую Херувим и Славнейшую без сравнения Серафим». Меня пленило пение. Не слова, не мелодия, а то, что получается, когда они живут вместе, и не только вместе, а в этом месте – как событие здесь и сейчас. Так мне открылась тайна церковного пения.
Тогда, холодным ноябрьским вечером, я впервые оказался на вечерней службе. Дьякон шел по церкви и безжалостно кадил седым ладаном из древних запасов. И вся церковь подхватила совершенно простой напев, словно все эти люди умели вдыхать и выдыхать одновременно, и «Честнейшую Херувим» было не загадочной песней, а живым дыханием церковного народа.
Что это за слова – «херувим», «честнейшую» – откуда мне знать? Но это было так красиво и так по-настоящему.
Искал в молитвослове – там только припев. Стал караулить вечерние службы, чтобы записать слова и петь вместе со всеми. Так угодил на клирос, а потом и сам стал регентом, изощренным в церковной музыке. Сколько партитур переписано и перепето! Но не в них тайна «дыхания Церкви».
Мне приходилось бывать на концертах церковной музыки, самому эти концерты готовить, вести, исполнять. Хоровой концерт – это недооцененный капитал миссионерского благовестия. Думаю, наши «знаменитейшие» миссионеры еще не распробовали эту перспективнейшую форму проповеди. Все еще впереди.
Однако ни один концерт не в состоянии раскрыть то самое главное, что есть в церковном пении. Самый изысканный концерт – лишь бледная тень той тайны, которая раскрывается во время церковной службы.
Пение – неповторимое богослужебное событие. Его нельзя воспроизвести. Его нельзя передать и пересказать. Никакие концерты и прямые трансляции не дают опыта личного присутствия, участия в богослужении самим дыханием и кожей. Именно поэтому надо искать вовлечения в пение всего церковного народа.
Петь должны все. Если дышишь воздухом церкви, вдыхаешь «кислород» богослужения – пой со всем народом Божиим «единым сердцем и едиными устами».
Этот опыт невозможно повторить на концерте или в записи. В церковную службу нужно погрузиться целиком – не только умом и сердцем, но кожей и дыханием. Церковная служба – погружение в событие. Поэтому люди церковной культуры не могут усидеть дома, когда в церкви происходит что-то настоящее и неповторимое. Бабушки на двух палочках, хлопотливые мамаши, беспечные студенты, измученные бизнесмены – бросают всё, чтобы не упустить того, что неповторимо.
Есть церковные службы, которые совершаются только раз в год. Служба Благовещения – особый случай. Это богослужение повторяется не раз в год, а порой раз в десять лет. Дело в том, что Благовещение приходится на самую интенсивную пору богослужебной жизни Церкви. Этот праздник «ходит» от третьей недели Великого поста до среды Светлой седмицы – время настолько необычных служб, что любое из сочетаний богослужений дает неповторимый рисунок устава.
Как совершать богослужение, если Благовещение пришлось на Страстную пятницу? А если оно случилось на Вербное воскресенье или Мариино стояние? Все эти «тонкие вопросы» описаны в особых главах Типикона, которые иногда называются Марковыми главами. Это забота и радость уставщиков. И есть такие любители, которые просто искрятся радостью, предвкушая игру тонкой логики Типикона.
Нужно ли нам помнить все эти тонкости? Нет. Это забота «крылошан». Но есть вещи, без которых церковному человеку никак не обойтись. Собственно это и делает нас церковными людьми. Богослужение – неповторимое событие. Оно требует полной вовлеченности, активного участия каждого участника этого события.
Служба Благовещения – это океан лазоревого сияния. Чистая Дева встречает Архангела, и все это происходит на наших глазах, при нашем участии. И эта вовлеченность не только созерцательная, не только интеллектуальная. Мы реально стоим в той горнице, где Чистая Голубица принимает небесного гостя. И в этот день и привычный канон, и обычное величание праздника – все необычно, все неповторимо.
Канон праздника – разговор двух – небесного жителя и Той, что Честнее любого из граждан неба. Мы повторяем за ними, мы честно подслушиваем. И не знаем, как прославить Чистую. Не умеем.
Поэтому на величании просто повторяем слова Архангела, и не говорим, а поём, потому что это нельзя не петь. Невозможно не петь там, где все превращается в музыку. Кажется, от самого взгляда на образ Богородицы все обретает голос и начинает петь! Кто мы такие, чтобы удержать эту музыку? Даже в своем сердце.
Кем надо быть, чтобы осмелиться говорить о Благовещении? Кто может себе это позволить? Кто я такой, чтобы богословствовать о Чистой? Мы простые люди. Мы не совершенны. Может, нам страшно говорить, и мы знаем немощь наших слов? Но мы можем петь, потому что в этот день – все поет. Посмотрите на икону Благовещения. Она полна неудержимой музыки.
Воззрение на Пречистый лик Девы каждого делает музыкантом, певцом и композитором. Надо ли сдерживать сердце там, где сдержаться невозможно? Кому нам петь, кого прославлять, если не Пречистую?
Одним сердцем, одними устами, одним дыханием.
Честнейшую Херувим и Славнейшую без сравнения Серафим!
Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою!
